Средневековый детектив — рецензии. Средневековый детектив

Средневековый детектив. Сериал "Брат Кадфаэль"

Недавно открыла для себя британский сериал «Брат Кадфаэль», вышедший аж в 1994 году. Главную роль исполнил Дерек Джейкоби. Актера, кстати, можно увидеть в фильме «Другой мир. Эволюция» в роли Александра Корвинуса :) Эх, жаль, что я не наткнулась на это чудо раньше. Давненько меня так не радовало телевидение.

Итак, Англия, XII век. Где-то между 1135 – 1145 годами. Времена были неспокойные даже по меркам средневековья, ибо в Англии разразилась гражданская война между королем Стефаном Блуаским и королевой Матильдой за трон. Страна разделилась на две враждующие части. Даже родственники могли оказаться по разные стороны баррикад. А такое противостояние ничего хорошего не принесет народу, кроме потерь и смертей. Но и в такие трудные времена аббатство старалось держать нейтралитет, хотя это не всегда получалось, и помогать страждущим.

Главный герой монах-бенедиктинец, которого, как не трудно догадаться, зовут Кадфаэль, живет в аббатстве Шрусбери. Среди братьев и прихожан он славится знанием трав и настоев. За лечением к нему не гнушаются обращаться не только простолюдины, но и власть имущие. Гуманизм, высокие моральные ценности и вера в Бога не позволяют Кадфаэлю пройти мимо нуждающихся. Наблюдательность, огромный жизненный опыт и острый ум помогают монаху в расследовании преступлений совместно с помощником шерифа Хью Берингаром. А поймать виновного в страшном деянии в средние века было не так-то уж и легко. Ни тебе отпечатков пальцев, ни ДНК на месте происшествия или видеосъемки с камер наблюдения. Все дело в уме и сообразительности. А вот этого у нашего героя как раз и не отнять. Войн, сражавшийся под стенами Иерусалима в Крестовом походе, рыцарь чести, а ныне монах – Кадфаэль справится с любой загадкой, какой бы необъяснимой она ни казалась.

Сериал основан на серии романов Эллис Питерс. А всесильный интернет сообщил мне, что всего существует 20 книг о Кадфаэле. Так что читателю есть где разгуляться. К тому же будет интересно сравнить телесериал с первоисточником. Да и с полюбившимися персонажами можно не расставаться подольше.

Аббатство ШрусбериВывод: великолепный сюжет, изумительная актерская игра и достоверные декорации. Музыкальная составляющая вне всяких похвал – голос исполнителя как нельзя лучше подчеркивает суть того времени и всего происходящего на экране. А все вместе это составляет отличный сериал, который стоит посмотреть.

[Секрет!!!]P.S: в сериале есть дышащие покойники :)

Приятного просмотра!

heilin13.livejournal.com

Читать книгу Средневековый детектив Владимира Романовского : онлайн чтение

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Средневековый детективвторая книга Русской ТетралогииВладимир Дмитриевич Романовский

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава первая. Брат и сестра

Болярин Нещук, молодой и деятельный, явился в детинец в компании двух стражников. Стражники сопровождали его на тот случай, если Нещук вдруг вспомнит о каких-нибудь неотложных делах и задумает повременить с визитом, а то и вовсе забудет – люди бывают порою так рассеянны!

В детинце его препроводили в недавно реконструированный терем и ввели в гридницу, где на столе вместо яств и вин лежали хартии, письмена на бересте, грамоты, фолианты, и прочая дребедень, а на полированном скаммеле сидел какой-то рыжий тип в богатом киевского покроя платье и рассматривал фолиант в кожаном переплете. Нещук, человек неглупый, сразу смекнул, что тип этот непрост и занимает какое-то важное положение при посаднике.

– Ты Нещук, болярин из рода Котова, проживающий в Ремеслах? – спросил тип, не вставая.

– Да, это именно я, – с достоинством откликнулся Нещук. – С кем имею честь и хвоеволие?

– Служитель княжеской казны, именем Яван, – ответил тип.

– Яван? Говоришь ты странно, Яван. Вроде как ковши говорят, – с наигранным недоумением заметил Нещук.

– Да, – подтвердил Яван.

Он кивнул ратникам, и они удалились.

– Ну, это не беда, Яван, – сказал Нещук, внимательно изучая собеседника. – Не все ковши твари продажные, я и порядочных встречал.

– Ничего удивительного, – согласился Яван.

– Есть, правда, в Киеве такие … эта … печенеги, – сказал Нещук, стараясь вызвать Явана на доверительный дружеский разговор. – Я вижу, ты не из них. По секрету скажу тебе – такой народ противный! Я, когда был в Киеве, имел возможность любоваться. Дикие они, а позволено им многое.

– Ты прав, – снова согласился Яван, откладывая фолиант в сторону и в свою очередь внимательно изучая Нещука. – Нет, я не из них. Я из межей.

– Межей? Это кто же такие?

– Это, вроде, иудеи.

– Иудеи? – протянул Нещук. – Это как же?

– В Библии упоминаются.

– А, да? Древний какой-нибудь народ?

– Относительно, – сказал Яван. – Есть и древнее. Я, впрочем, не знаток. Но, говорят, они составили заговор и владеют всем миром.

Нещук очень натурально удивился.

– Правда, что ли?

– Не знаю точно, но похоже на то, – сказал Яван неопределенным тоном. – Впрочем, это совершенно не относится к нашему с тобою теперешнему делу. Не от их имени говорю я с тобою, болярин, а от имени князя.

– Киевского?

– Нет, зачем же. Новгородского. Власть Киева на Новгород ведь более не распространяется, не так ли?

– Да, то есть, нет, – сказал Нещук. – И это, наверное, хорошо.

– Это не мое дело, – сказал Яван. – Мое дело – следить.

– Ага, – осторожно сказал Нещук. – Это тоже хорошо. У нас есть тут за кем последить. Такой, знаешь, народ кругом … Ты, значит, спьен княжеский?

– Нет, – сказал Яван. – Что ты, что ты. Вовсе я не спьен. Я слежу, чтобы в делах денежных, к которым по глубокому общественному убеждению род и народ мой имеют склонность, порядок был в пользу князя.

– О, – уважительно сказал Нещук. – И как же ты за этим следишь, Яван?

– Разбираю письмена да грамоты, считаю дань, смотрю, не обманывает ли кто князя, – объяснил Яван. – И если вижу, что обманывают, докладываю князю, а он наказание назначает.

– Да, это важная работа, – сказал Нещук. – Такие как ты нам очень нужны, очень. А то ведь люди, ежели за ними не следить, обманывать любят.

– И князь думает так же, – заверил его Яван. – Но что-то сложно у вас тут все, в Новгороде, по правде сказать. Вот если бы я киевскому князю служил, все было бы проще. Посоветовал бы ему взять под стражу всех межей, и дело с концом. Оно, конечно, не все межи у князя воруют, и не все, ворующие у князя – межи. Но все-таки. А в Новгороде труднее, ибо межей нет. Как тут узнать, кто ворует? Вот и приходится письмена корявые разбирать. К примеру, вот в этой самой грамоте написано, что некий болярин Нещук освобожден от дани на год, ибо строит он укрепления.

– Так и написано? – спросил Нещук.

– Да, представь себе. Позволь у тебя спросить, где именно ты их строишь, эти укрепления.

– Э … где?

– Да. Где.

– Ну, как. На окраине. Там, где стена. Сразу за нею.

– Это хорошо.

– Да?

– Еще бы! Вот если бы ты их строил где-нибудь в Литве, так какая от этого князю польза?

– Никакой.

– Вот именно! Наоборот, вред был бы великий, потому что бы их тогда литовцы бы использовали. Против князя.

– Да.

– А ты строишь на окраине. На какой именно, позволь спросить?

– Ну, на какой … всего не упомнишь.

– А ты постарайся.

– Ну, вроде бы, возле Кулачного Конца.

– Да? Странно.

– Зачем же странно?

– А вот тут написано, что ты собирался строить укрепления у Черешенного Бугра.

– А! Точно, точно. Это я перепутал. Теперь вспомнил. Именно там и строю.

– А это еще более странно.

– Почему же?

– Я туда вчера ходил. К Черешенному Бугру.

– Зачем?

– Я там прогуливался.

– Почему же именно там? Разве уж не стало в Новгороде приятных мест?

– Знаешь, есть приятные. Совершенно с тобою согласен. Но иногда мне что-то в голову взбредет, так хоть кисель не варись – должен исполнить. Такой я человек. Ночей не буду спать, если не исполню.

– Ага. Не ограбили тебя там? Там лихих людей много.

– Я об этом подумал. Потому и взял с собою десять ратников.

– Десять! Сколько хлопот из-за одной прогулки!

– Зато какие результаты!

– Какие же?

– Девушка, с которой я там гулял, очень впечатлилась. Ее теперь можно голыми руками брать. Вся моя.

– Да? Интересно. Что же ее впечатлило до такой расслабленной степени?

– А удивилась она. Идет и говорит – Яван, говорит, а где же укрепления, ведь ты мне обещал показать укрепления! А я ей – они пали от одного взгляда прекрасных глаз твоих. А ей такого никто раньше не говорил.

– Да, действительно сильно. Надо запомнить.

– А ты все-таки скажи, почему не строятся укрепления?

– Я, Яван, не знаю почему. Я думал – строятся. Распустились работники, вот что. Ну да я скоро там порядок наведу. Уж это точно.

– Нет, не нужно.

– Почему же? Раз обещал, надо делать. Я от своих обещаний никогда не отступаю.

– Это делает тебе честь. Однако дань придется заплатить, и виру еще.

– Дань? И виру?

– Всю дань за прошлый год. И виру за неуплату.

– Послушай, Яван. Ты ведь человек добрый и честный.

– По разному. От обстоятельств зависит.

– Но ты ведь не чужд содействию за вознаграждение?

– Что ты, конечно не чужд.

– Ну вот и славно. Сорок гривен ты свои получишь. Завтра же.

– За что же это?

– За то, что скажешь князю, что укрепления строятся. А я уж не подведу – скоро начну их строить.

– Да? Хмм. А как зовут зодчего, который будет их строить? У тебя есть кто на примете?

– Конечно. Зодчий Лапа.

– Не могу.

– Что не можешь?

– Сказать так князю. Не могу. Позавчера я был у зодчего Лапы, и он мне сказал по очень большому секрету, что получил от тебя вознаграждение за содействие в размере пятидесяти гривен.

– Хорошо, я дам тебе шестьдесят.

– Нет, не надо. Лучше дай князю триста восемьдесят. Дань триста сорок, и сорок гривен виры. Награди князя, и он тебе посодействует. Прибавь к этим деньгам еще сорок за церкву.

– За церкву?

– Тут есть запись, что ты пожертвовал двадцать четыре гривны на строительство церквы. На самом деле дьякон Афанасий получил от тебя десять гривен. И написал князю, что церква строится.

– Афанасий врет.

– Я тоже так думаю. Я думаю, он получил от тебя не десять гривен, а больше. Вчера его взяли под стражу, а на его место назначили другого дьякона. Он произвел проверку и сказал, что даже котлован для фундамента не начали еще копать.

– Попы вечно все путают. И то сказать – греки. Кто их знает, что они говорят. Я мог дьякона как-то не так понять. Я не знаю греческого.

– Оно так, но я-то знаю греческий, – сказал Яван. – Дьякон сказал, что ты хороший человек. Так вот, даю тебе, хороший человек, три дня сроку. Принеси, Нещук, всю сумму сюда, я выпишу тебе расписку, и содействие князя будет так велико, что он с большой радостию в сердце своем возьмет да и не посадит тебя в темницу на три года.

– Ты не забывайся, Яван, – сказал Нещук строго. – Ты не балуй словесно без повода. Кто ты такой! И кто я. Я вот сейчас пойду и пожалуюсь болярину Паршу.

– Это хорошая мысль. Так и сделай.

– Он не допустит, чтобы честные землевладельцы терпели обиды в детинце, оскорбления от … кто ты такой, говоришь?…

– От межа.

– Вот. От межа. Который, к тому же, ковш.

– Конечно не допустит. Как, например, неделю назад он не допустил, чтобы я его оскорблял. Не допущу, говорит.

– Вот видишь!

– И заплатил все до последней сапы, предупреждая оскорбления. Четыреста восемьдесят гривен. Из них пятьдесят – серебром, новой чеканки, с портретом князя нашего.

– Он … заплатил?

– Да.

– Он был должен?

– Он сказал, что в этом году у него на полях ничего не выросло, а в лесах ничего не водится. Как и в озере. И нужно восстанавливать хозяйство.

– И что же?

– Я послал человека посмотреть, и, может быть, помочь советом. Сделать так, чтобы росло и водилось. Человек обнаружил, что добрый Парш ошибся. И растет, и водится, и дань собирается исправно. У Парша было всего лишь предубеждение противу уплаты князю княжеской доли. Но оно быстро прошло, это предубеждение. Три дня, Нещук.

***

В глубокой задумчивости Нещук вернулся домой. Денег, какие требовал Яван, дома не было. Времени, чтобы послать людей собрать со смердов дань, тоже. Следовало одалживать, возможно под большой надстрой.

– Кедр! – крикнул Нещук.

Опрятный холоп, служивший в доме экономом, вошел и поклонился.

– Сестренка твоя хочет тебя видеть, болярин, – сказал он.

– Какая сестренка?

– Известно какая. Какая в отъезде была. А нынче вернулась.

– А, да? Ну, леший с ней. Не до нее сейчас. Беги к Вострухину Мельнику, проси у него двести гривен. Под любой надстрой. Потом к Бескану, проси триста. И для ровного счета к Бажену, у него возьмешь еще двести.

– Бажен в отъезде.

– Да? Ах ты, хорла, как некстати. Проси у Бескана пятьсот. Может, у сестры деньги есть? Муж ее … Впрочем, ладно. Беги к Бескану, а сестру пригласи сюда. Вот, пожалуйста, съездил князь наш замечательный к ковшам, научили его ковши, как людей приличных обирать.

Кедр поклонился и вышел. Через некоторое время в гридницу вошла сестра Нещука, именем Любава. Одета она была так, что Нещук поднял удивленно брови, несмотря на то, что отличался хорошими манерами и не обычно не допускал чрезмерно выразительной мимики. Вся одежда на сестре была с чужого плеча – и рубаха, и понева, и … Волосы странно как-то уложены. Э, да она ж в лаптях! Ну и ну.

– С возвращением, сестренка, – сказал Нещук.

– Здравствуй, брат. Ты не возражаешь, я присяду? Очень устала.

– Садись, обязательно садись, – сказал Нещук. – Что нового? Как путешествовали?

– Муж мой погиб, – сказала она.

– Вот как! … Мир его праху. А что случилось?

– Я не хочу сейчас об этом говорить, брат мой.

Как-то даже неудобно заводить разговор о деньгах, подумал Нещук. Что же делать? Судя по виду, у нее нет ничего. Муж погиб, надо же. Канул в Лету, и, видимо, вместе с деньгами.

– Устала я, Нещук, устала. Вернулась я вчера, а сегодня меня выгнали из дома.

– Как! – сказал Нещук. – Какого дома? Твоего собственного?

– Да.

– Кто?

– Новые жильцы. Просто выставили за дверь. И вот, видишь ли, я здесь вся, в чем есть.

– Это невежливо!

– Да.

– Это просто свинство. Как! Хозяйку дома! До чего мы погрязли в варварстве! Нет, все-таки Новгород – слишком северный город. Никогда здесь не будет ни хороших манер, ни порядочных отношений между людьми. Какие-то разбогатевшие смерды, небось?

– Возможно. Они мне не сказали, кто они.

– Я этого так не оставлю. Я пойду к князю, сестра! Нет уж, это им придется забыть. Распустились!

– Нещук, брат мой, – сказала Любава. – Мне неудобно тебя об этом просить, но мне нужны деньги.

– Да, я понимаю, – ответил он, умеряя пыл. – Да, сестренка. Ты подожди немного только. Недели через две я смогу тебе дать денег. Не много, но смогу.

– Мне нужно сейчас.

– Сейчас? Очень жаль. Очень, очень. Сейчас – такое положение, сестра … тут ко мне давеча приходили двое … Любо-дорого … видела бы ты … водили меня в детинец. Три дня сроку дали собрать нужную сумму, а иначе плохо будет. Эх! Приехала бы ты на неделю раньше.

– Тогда, если ты не можешь дать мне денег…

– И хотел бы, сестра. Ты знаешь, семейные связи в нашем роду крепки, на них все и держится. Но не могу я сейчас.

– Тогда позволь мне у тебя немного пожить. совсем недолго. Мне некуда больше пойти.

– Ах, сестра, как можешь ты так говорить! Некуда пойти! Столько друзей, столько хороших знакомых! Да от тебя в этом городе все без ума! Ты, сестра, в завидном положении по сравнению со мною! Нет, нет, я нисколько не умаляю твое горе. Но пойми – это мне некуда пойти. Не сегодня-завтра явится стража, и у меня отнимут дом и даже носильную одежу. Безделушки, фамильное золото – все. Я не могу поставить тебя в такое положение, чтобы вдруг, пришедши за мною, стража нашла бы заодно и тебя, и чтобы мой позор тебя коснулся! Нет, нет. Нельзя. Береги честь семьи, сестра. Пойди к подругам. О, богиня луны, да всякий в этом городе почтет за честь предоставить тебе дом и стол. А я – всего лишь бедный гонимый должник. Сегодня я еще похож на себя вчерашнего – беззаботного, легкомысленного, веселого, а завтра я буду укуп презренный и, поскольку я ровно ничего не умею, кроме как тратить со вкусом деньги, меня по истечении срока отдадут в холопы и будут пороть кнутом. И буду я где-нибудь прислуживать, пригибаясь, в каком-нибудь доме, обитатели которого еще вчера считали за честь поклониться мне на улице и осведомиться о состоянии моего здоровья. Как преходяще всё, как зыбко, сестра!

– Я пойду к князю, – сказала она.

– Не думаю, что он тебя примет. Иди лучше к друзьям – хоть к своим, хоть твоего бедного мужа. Тебе везде будут рады. А мне нужно заняться делами, сестра. Может, что-то еще и удастся спасти. Вот какие мы с тобою несчастные, сестренка – мы, чьи предки породнились с Хельей Псковитянкой! Как несправедливо это, как несправедливо! Ты, как найдешь себе угол, дай мне знать тотчас же, потому как, кто знает, возможно очень скоро тебе придется потесниться, чтобы и мне там место нашлось. Как мы несчастны.

Глава вторая. У Житника

Было далеко за полдень, день теплый, и то хорошо. Любава подумала – а не снять ли лапти? Босая болярыня все-таки как-то приличнее, чем болярыня в лаптях. Но не сняла.

Стража не хотела пускать оборванку в детинец, но проходивший случайно мимо сотенный узнал Любаву, поклонился, велел молодцам расступиться, и некоторое время пристально смотрел ей вслед. В княжеском тереме она по привычке сказала, что ей нужно видеть посадника, и ее привели в занималовку, но вместо Ярослава, который отсутствовал, в занималовке ее встретил Житник. Этого Любава не ожидала и растерялась.

– О, кто к нам пришел! – Житник, сияя улыбкой, поднялся из-за стола. – Горясер, выйди, я с тобой потом договорю.

Маленький юркий человек поспешно вышел, успев тем не менее смерить Любаву насмешливым взглядом.

– Это как же! – сказал Житник сочувственно, когда они остались одни. – Ты – и в таком виде.

– Я хотела … говорить с князем.

– Это все равно. Чем я хуже князя. У тебя к нему дело – скажи какое, может, я смогу помочь чем-нибудь прежде, чем князь.

– Нет, я…

– А даже если ты увидишь князя, все равно ведь, если нужно что-то делать, придется делать мне. Князь не занимается делами.

Она молча смотрела на него. Он изменился – в лучшую ли сторону, в худшую ли – понять было трудно. А вдруг поможет?

– Муж мой… – начала она.

– Да, я слышал.

Она не спросила где и от кого.

– А я вчера только приехала. А сегодня у меня нет ни жилья, ни денег. И я хотела взять у князя взаймы.

– Взаймы? – Житник улыбнулся. – Князь занимается ростовщичеством? Вот уж не знал.

– Я отдам, и очень скоро.

– Не думаю. Скажи, Любава, брат твой тебе не помог?

Она промолчала.

– Значит, не помог. Редкостная сволочь у тебя брат. Вообще-то с деньгами в городе плохо. То, что не прибрал к рукам строитель Детин, истратили на наемников, казна пуста. У меня, правда, есть свои сбережения. И я бы мог с тобою поделиться.

Она снова промолчала.

– Но сперва выслушай меня, Любава.

Большого роста, плотно сбитый, с мрачно смотрящими глазами, в богатой одежде которая ему совершенно не шла, Житник присел на край стола, тяжело глядя на Любаву.

– Помнишь ли, болярыня, пять лет назад мы виделись в Снепелицу. Хорошее было время. Я подошел к тебе, поклонился, и предложил – всего лишь – погулять со мною по берегу. Я не просил большего, а одна вечерняя прогулка – это совсем немного, болярыня.

Любава смотрела в пол, не смея поднять глаза.

– И что же? – сказал Житник, глядя с неприязнью на ее опущенную голову, на ссутулившиеся плечи, на ноги в лаптях. Неприятная улыбка играла у него на лице. – Меня одарили надменным взглядом и холодно сказали, «Как-нибудь в другой раз». О, болярыня, какие замечательные слова!

Сколько в них глубинного смысла, хотел сказать он, но не сказал, сколько презрения, и сколько страданий человеческих они помнят! «Как-нибудь в другой раз» – живут слова эти своей жизнью, известны всем народам, с очень давних времен. Они, слова эти, помнят отчаяние жаждущего, которому не управились подать воды; бессильную ярость радетеля, пришедшего попросить князя о милости и пользе народной; обреченный вздох миссионера, которого не пожелали слушать; слезы зодчего, вынужденного из-за нехватки средств бросить строительство на половине; равнодушие правосудия; надменность вышестоящих, к которым обратилась поруганная девушка. Эти слова вовсе не означают – пошел вон, подлец. О нет! Они означают – ты настолько мелок, что такие, как я, «пошел вон» тебе не скажут, у них дела и заботы поважней. Не говорят червям «пошел вон!»

Некоторое время он молчал, и она не смела нарушить молчание. Суровый взгляд, суровые слова – будто ждал он этого момента, будто готовился, и точно знал, когда и зачем она к нему придет.

– Я, болярыня, был тогда молод, у меня была нежная кожа, и твое «как-нибудь в другой раз» ранило меня глубоко.

Запало ядовитой расползающейся каплей в душу, подумал он.

– И вот ты стоишь передо мной. Посмотри на меня.

Она подняла голову и посмотрела на него.

– Стоишь ты передо мной, и мне тебя не жаль.

Он все еще улыбался неприятной улыбкой. Она хотела уйти, но он остановил ее.

– Знай, болярыня, – сказал он тихо, – никто в городе этом не протянет тебе руку помощи. Никто не даст тебе кров, никто не оденет и не обогреет. Будешь ты спать под открытым небом, благо сейчас тепло. Будешь ты мыкаться пешком по неприветливым улицам. Ибо этот твой «другой раз» настал.

Она попыталась вырваться, но он держал ее за плечо, без видимых усилий, но крепко. Хватка у него была стальная.

– И пройдет неделя, болярыня, и снова ты придешь ко мне. И, собрав воедино то, что осталось у меня от добрых к тебе чувств, так и быть устрою я тебя на хороших условиях домоправительницей в какую-нибудь купеческую семью. Ты ведь, болярыня, крещеная – вот и будешь жить в соответствии с заветом. Нижайший здесь – велик Там. Помнишь?

Он улыбнулся еще раз – на этот раз презрительно – и повернулся к ней спиной.

– А теперь иди, – сказал он.

Слез не было. Давно все вышли.

Глава третья. Строитель Детин

Возражения против постройки моста через Волхов были такие: раньше жили без моста, и теперь проживем. Зачем нам мост, помилуйте, люди добрые? По нему к нам придут враги. И что там такого, на другой стороне Волхова, чего здесь у нас нет, чего ходить туда-сюда? А если и есть там чего такое, то можно заплатить перевозчику, вон трое сидят на берегу. Надо же – мост. Подумаешь.

Все это было так, но если продолжить эту логическую цепочку дальше, можно заодно сказать, что и без домов живут люди, и без улиц, и без церквей, и даже без торга. И голым можно ходить и сидеть, когда тепло. И без огня прожить можно, и без коров, и без свиней и курей. И без греков. Некоторые даже без баб жить умудряются, но это слишком. От бабы человеку утешение. Правда и морока – тоже, но тут уж ничего не поделаешь – задарма, просто так, не утешишься, такого никогда не было.

Житник ничего не имел против постройки моста, несмотря даже на то, что инициатива исходила от Ярослава (а это было плохо – Ярослав вел себя все инициативнее, вмешивался в управление, говорил какие-то несуразности с глубокомысленным видом, смущал народ). Тем не менее, как все люди с большими амбициями, Житник склонен был благоволить грандиозным проектам, и идея ему нравилась.

Возникло затруднение – Яван, которого Ярослав неизвестно откуда и зачем приволок в Новгород и рекомендовал Житнику (и Житнику Яван, как только он убедился, что он не спьен, но действительно человек знающий и умелый, понравился), только начал разбираться с городскими финансами, и в казне не было пока что достаточного количества денег. А строить Ярославу очень хотелось. Поэтому было решено, что богатый местный купец возьмет на себя половину расходов, а за это его (купца) освободят от дани на время постройки и с каждого переходящего через мост двое стражников будут взимать плату, половина которой перечисляться будет купцу. Помимо этого, на другой стороне Волхова планировали построить Новый Торг, и даже начали уже равнять землю и ставить заграждения и аркаду. Сговорились с купцом по имени Детин – человеком известным, несказанно богатым, средних лет, степенным, начинавшим в свое время с торговли шелком, но с тех пор приобретшим долю во всех торговых и строительных предприятиях города, включая Готский Двор. Ярослав послал Явана к Детину, и они долго торговались, приводили доводы, красноречиво скорбели по поводу нежелания собеседника понимать, о чем речь, но пришли в конце концов к соглашению. Большой выгоды Детин для себя в постройке моста и Нового Торга не видел, рассчитывал потерять скорее чем приобресть, но согласился из тщеславия.

Нашелся временно мыкающийся без дела италийский зодчий, за четыре дня представивший князю, Детину, и Явану план постройки и какие-то мудреные расчеты, и, конечно же, смету. Ярослав, опершись на сверд и поглядывая на италийца, рассматривал рисунки.

– А это что такое? – спросил он неожиданно по-италийски.

– А это, – ответил италиец, – стоимость каждой секции, подетально. Приблизительная, конечно же.

– Яван? – сказал Ярослав.

Яван, с сомнением порассматривав италийскую цифирь, сказал, —

– Сожалею. Я в этом совсем не разбираюсь.

Но оказалось, что разбирается Детин. Внимательно изучив каждый пункт сметы, поглаживая бороду, он начал задавать вопросы, и италийцу пришлось признаваться в некоторых ошибках, которые и не ошибки были вовсе, но допущения, хотя почему-то все допущения были в пользу италийца, а не княжеской казны. Когда они дошли до конца сметы, Детин вернул ее италийцу и пожал плечами.

– Мошенник, – объяснил он.

Ярослав подумал, посмотрел на Явана (тот кивнул), и обратился к италийцу.

– Перепиши наново. Без глупостей. Не то мы тебя выпорем прилюдно.

Через день италиец представил честную смету. Наняты были холопы и укупы, большей частью деревенские. Их хозяевам заплатили за пользование.

***

Люди Детина позвали его на место строительства. Случилось несчастье.

Первая секция моста стояла почти готовая, и, используя ее, строители подтягивали балки для второй. Сельские холопы, составляющие большинство рабочих, очень затягивали процесс, к великому неудовольствию зодчего. Привыкшие в лесах своих, вдали от городской толчеи, к размеренной жизни, проявляли они тугодумие и лень, и даже хамили зодчему, плохо понимавшему их деревенский диалект. Ратники, охранявшие строительство и следившие, чтобы население не растаскивало для домашних нужд стройматериалы, только посмеивались.

Какой-то деревенский укуп, прибывший в Новгород на заработки, проходил мимо, засмотрелся на происходящее, и вдруг признал в одном из рабочих старого знакомого.

– Меняло! – крикнул он.

Меняло держал в это время веревку, закинутую через поперечник. Другой конец веревки поддерживал в равновесии укладываемую балку. Увидев знакомого, он восхищенно крикнул, «Дервак!», выпустил веревку, и пошел навстречу. Тяжелая балка качнулась, сбила противовес, жахнула тараном в тройную сваю, которая накренилась и стала заваливаться набок. Треснули временные перекрытия, посыпались леса, и один из поперечников, плохо закрепленный, временный, рухнул вниз, раскроив одному из рабочих, возившемуся у сваи, череп. Еще трое рабочих попадали в реку. Правая половина секции поползла и дала крен.

Зодчий схватился за голову. Толпа зевак, присутствующая на берегу, начала стремительно расти.

Прибыв на стройку, Детин одним взглядом оценил положение. Удостоверившись, что тот, кому балка упала на голову, мертв, а трое упавших в реку невредимы, он послал одного из своих людей в Готский Двор. Купцы указали послу, где живет еще один италийский зодчий, и вскоре он, зодчий, появился у моста. Детин обратился к первому зодчему.

– Все рисунки и цифирь передай ему немедленно, – сказал он, указывая на новоприбывшего зодчего. – Пойдешь потом в детинец, к Явану, объяснишь, что произошло, он тебе заплатит столько, сколько тебе причитается.

– Я хороший зодчий, – сказал несчастный италиец.

– Я знаю, – сказал Детин. – Беда вот только, что после сегодняшнего тебя никто здесь слушать не станет. Всего доброго. – Он повернулся ко второму зодчему. – Планы ты видел?

– Да.

– Приступай.

– Мне бы хотелось кое-что изменить в планах, – сказал второй зодчий, очень чисто говоривший по-славянски.

– Что именно?

– Угол арки рассчитан неверно.

– O diabolo! – крикнул первый зодчий. – Maligno bugiardo! Va» fa» un culo!

– Под стражу возьму, в темницу посажу, – пригрозил Детин. – Иди.

Несчастный зодчий ушел.

– Что-то насчет угла арки, – напомнил Детин.

– Да, – сказал новый зодчий, глядя вслед уходящему. – С таким углом мост года не простоит.

– Почему?

– Давление распределено неправильно.

– Что нужно сделать, чтобы поправить?

– Разобрать первую секцию и собрать снова.

Детин посмотрел на накренившуюся секцию.

– Разбирай, – сказал он. – Эй, вы! Холопья! Да, вы все. Идите все сюда. Живо.

Они приблизились, не смея глядеть в глаза Детину – кроме виновника происшествия, который не осознавал толком, что он виноват. Он случайно выпустил веревку – с кем не бывает.

– Ты и ты, – Детин указал на двух из двадцати. – Похороните тело.

Отдав еще несколько распоряжений и велев выпороть непонятливого виновника и отправить его обратно к хозяину, Детин невозмутимо проследовал степенным шагом вдоль берега на север, где, у самой окраины, на месте сгоревшего Евлампиева Крога, строилась нынче церква. Место, на взгляд Детина, выбрано было неудачно, и поэтому в постройке он участия не принимал.

На травянистом крутом склоне, ведущем к Волхову, сидела женщина в не очень чистой, изначально небогатой одежде. Детин принял ее было за отбившуюся от труппы скоморошку, но что-то привлекло его и в позе, и в осанке женщины. Приблизившись, он понял, что хорошо ее знает.

– Любава? Ты ли это? – спросил он.

Женщина обернулась.

– Здравствуй, – сказала она равнодушно, и снова стала смотреть на Волхов.

– Почему ты в таком виде? Что ты здесь делаешь? Как муж твой, здоров ли?

– Муж мой погиб, – сказала она.

Детин снял сленгкаппу, разложил ее рядом с Любавой, и сел. Он не предложил Любаве переместиться с травы на сленгкаппу – не потому, что был плохо воспитан, но в виду практичности своей, справедливо решив, что в отличие от его шелковых портов, одежда Любавы не стоит, чтобы о ней чрезмерно заботились.

– Что случилось? Тебе трудно говорить?

Они были знакомы раньше. Происхождения Детин был низкого, дед его состоял холопом в окрестном селении. Несмотря на это, будучи человеком деловым, умным, деятельным, и удачливым, сделался Детин однажды сперва богат, а затем так богат, что отказывать ему в приеме не смел ни один новгородский болярин. И даже Яван, разобравшись по наущению Ярослава с делами Детина и нашедший в них много интересного, решил не докладывать об этом интересном князю до поры, до времени – треть денежного оборота города проходила через руки Детина, и сходу, без подготовки, вступить в борьбу с этим предпринимателем означало бы – поставить под угрозу благосостояние всей северной столицы.

Любаву Детин встречал часто – на празднествах, в церкви, на званых обедах, и был хорошо знаком с ее мужем, болярином знатным но не чуждым торговли – через подставных лиц, разумеется – и строительства. Северо-западный хувудваг, связывающий Новгород с Балтикой, они улучшали у укрепляли вместе, экономя любыми, часто жестокими, методами княжеские средства и деля пополам солидные барыши.

– Говорить? – Любава грустно улыбнулась. – Говорить…

Она не знала, стоит ли говорить, но была она на грани полного изнеможения, а Детин – первый за долгое время проявил к ней сочувствие.

И рассказала она ему все, что помнила сама. Рассказала о том, как муж решил перебраться на время в Константинополь. Как они ехали с пятью холопами – сперва на ладье, потом в повозке, потом снова на ладье. Как в Таврическом Море ладью, следующую вдоль живописного берега, атаковали пираты. Как перебили они, пираты, всех, а ее, Любаву, забрали себе на корабль и приковали цепью в трюме. Затем следовал в памяти Любавы неприятный провал, смутно представлялись какие-то греческие священники, кони, повозки. После этого ясно помнила она двух немецких купцов, которые доставили ее в Новгород и поехали дальше, в Швецию, а может Данию. Рассказала Любава Детину, как ей отказал от дома брат, а затем, поглумившись, выгнал из детинца Житник, он же посадник Константин.

– Стало быть, – сказал Детин, – Константин набивался тебе когда-то в любовники? Прости, что спрашиваю прямо, но мне нужно это знать.

– Да.

Некоторое время Детин молчал.

– Слушай меня, Любава, – сказал он наконец. – Я скажу тебе сейчас нечто очень важное, и умоляю тебя не обижаться на меня – ни унизить, ни оскорбить тебя не входит в мои намерения, совсем наоборот. Ты попала в огромную немилость. Возможно, твой брат вовсе не случайно тебе отказал. Но это сейчас не важно. Важно другое. Я к тебе неравнодушен. Давно.

Любава посмотрела на него затравленно.

– И ты об этом знаешь, – продолжал он. – Первый раз я видел тебя два года назад, на Пасху. Ты была уж венчана. Я заговорил с тобою. С тех пор я искал случая, или предлога, встретиться.

Он умолчал о том, что купил половину домов на ее улице, равно как и о том, что муж Любавы знал об этом и принял решение переехать на несколько лет в Константинополь вовсе не из болярского каприза.

iknigi.net

Средневековый детектив — рецензии

Начну, пожалуй, свою рецензию с того, что скажу, что до того момента, как я впервые взяла книгу в руки и начала её читать, я специально не просматривала на неё чужие отзывы и вообще ничего, что могло бы меня хоть как-то натолкнуть на её сюжет. Поэтому я думала, что слово "розы" в заглавии нужно писать с большой буквы. Ну, а вдруг это и правда оказалось бы имя человека. А потом, когда у меня уже появился этот роман в бумажном виде, и я начала знакомство с его текстом, я поняла, что нет там никакой чудесной женщины по имени Роза. Но и просто розы там тоже нет и в помине. Да и вообще книга не о том.А о чем? И что же это вообще такое? А то, что я вот и сама до сих не знаю, к какому мне это дело жанру отнести. Средневековый детектив? Ок. У нас есть Средние века, трупы, есть расследование, интрига и прочее. Только разгадка и финал какие-то не слишком стандартные для детектива. Как-то уж больно всё совсем плохо там закончилось. Постмодернистский роман? Ок. Бесчисленные упоминания текстов, аллюзивные герои, сюжет - насмешка над классикой. Эсхатологический текст? Ага, может, и он. Ибо каждый труп благополучно вписывается в схему наступления Апокалипсиса. Непонятно. Ну и ладно, пусть будет много жанров. Хорошо же, когда добра много, правильно?Герои - монахи. И действие происходит в монастыре, что логично в общем-то. Монастырь предстает перед нами обителью знаний, которые на то момент ценились на вес золота. У нас сейчас тоже вроже как век информации. А интересно, кто-нибудь готов убить своего соседа за книгу? Да шучу я, шучу, конечно. Магазинов книжных сейчас тьма. А не хочешь покупать - скачай, на здоровье, в интернетике. Но вот есть же, наверное, где-то ещё такие книги, в которых написано что-то такое эдакое, от чего у нас мурашки у всех пойдут по телу, и волосы дыбом на голове зашевелятся, и откроются нам истины великие, и заживем мы по-новому. Может, даже счастливо. И есть даже такие люди, которые к этим книгам доступ имеют. Да и ко многим другим, не таким потрясающим и великим, но редким, уникальным, ещё каким-нибудь подобным. А остальным нельзя. Нет, не дозрели. Или недоумнели до соответствующего уровня. И в романе тоже не всем крутые книжки читать можно было. Да. А некоторые даже так расстраивались, когда до книг кто-то добирался, что случайно убивали кучу людей, съедали книжку и сжигали библиотеку. Вот как сильно люди переживали, чтобы информация в неправильные руки не попала. Интересно, а сейчас люди тоже так переживают и тоже библиотеки спалить могут? Ну, не то что там просто какую-нибудь городскую библиотеку в каком-нибудь далеком уголке России или даже другой какой страны, а там что-то нибудь покрупнее и посерьёзнее? Нет-нет, что Вы, я не призываю ни в коем случае. Просто тема эта сильно заинтересовала, про всякие умопомрачительные книги и ценность информации.А так, да. Великолепный роман, понравился. 10 из 10. Жаль только, что розы там не было. Может, с розой интриги ещё больше было. Хотя да, куда уж больше.