Люк бог смерти: Недопустимое название | Тетрадь смерти вики

Жан-Люк Нанси: БОГ БЕЗ ИСПОВЕДИ И ИСПОВЕДАНИЯ

20 сентября 2016 года в Конференц-зале ЕУСПб состоялась лекция Ж.-Л.Нанси (Университет Страсбурга) с последовательным переводом А.Магуна

АРТЕМИЙ МАГУН: Добро пожаловать в Европейский университет в Санкт-Петербурге. Если вы здесь давно не бывали, мы рады снова вас видеть. Сегодня состоится день Жана-Люка Нанси, который будет состоять из двух частей: лекция Жана-Люка Нанси на тему «Бог без исповеди и исповедания», что в переводе одно и то же французское слово confession, круглый стол на тему «Боги материалистического общества».

Жан-Люк Нанси – крупнейший современный философ, который начал свою деятельность еще в конце 60-70-х годах в школе, которая сформировалась вокруг Жака Деррида, но впоследствии создал вместе с Филиппом Лаку-Лабартом оригинальную школу философии в Страсбурге. Нанси занимается развитием деконструкции, развитием французского хайдеггерианства в сторону, связанную с сутью социальных отношений. Сегодня день построен вокруг теологических размышлений Жана-Люка Нанси, это показалось нам уместным в современном социально-историческом контексте.

ЖАН-ЛЮК НАНСИ: Я хочу поблагодарить Европейский университет в Санкт-Петербурге в лице ректора Олега Хархордина, Артемия Магуна, а также присутствующего здесь Дени Вьенне, который был инициатором этого визита.

История этого доклада связана с перепиской с Артемием Магуном. Он в числе возможных тем назвал конфессию, и я его не понял, потому что основное значение этого термина в сегодняшнем французском – это в большей степени исповедь, более того исповедь бытовая: «я расскажу тебе о своей ошибке, вине» и так далее. А значение «конфессия» стало более эзотерическим, научным.

Книга с названием «Исповедь» Августина сегодня даже переводится не словом «конфессия», как калька с латыни, а другим французским словом, les aveux. Но на самом деле, конечно, эти два смысла связаны, очевидно, и, чтобы возникла конфессия в этом смысле, в смысле конфессии как духовная семья людей, духовное единство людей, необходимо, чтобы кто-то или все прошли исповедь, то есть признание своих грехов и ошибок, вины перед окружающими. Поэтому сказать Бог без конфессии, без исповеди, исповедания, означает, что у него нет отдельной группы верующих, которые бы именно к нему примыкала и в тоже время, что у него нет признания вины, у этого бога.

Что же остается тогда для Бога? В общем-то, мало что остается, можно сказать, ничего не остается. Остается, правда, имя Бога. И тогда стоит вопрос, а можно ли стереть имя Бога? Поэтому имя Бога, в качестве определенного призрака, витает над нами в различных своих видах, в различных конфессиях и параконфессиях. И это имя Бога мигрирует, в том числе и в философию.

Даже относительно молодой философ Квентин Мейясу (Quentin Meillassoux), ученик Алена Бадью (поколение Бадью и Нанси все были атеистами, — А.М.), пропагандирует некоего нового Бога по ту сторону существующих богов и по ту сторону конфессии.

Это очень популярное направление. Вы все знаете, что Жан-Люк Марион тоже развивает такой вариант католической феноменологии. В Америке всевозможные формы Бога, есть теология без Бога и так далее. Слабая теология Джанни Ваттимо; и даже меня, Жан-Люка Нанси, тоже иногда причисляют к этому движению. Я написал два тома по деконструкции христианства («Déconstruction du christianisme»), которые понимаются так: хотя это и деконструкция, но все-таки немножко от христианства там остается и, значит, я примыкаю к этой теологической линии.

И Жан-Кристоф Байи, другой замечательный французский философ, написал книжку «Adieu», что означает «Прощай», а буквально — «к Богу». Получается, что когда ты говоришь «к Богу», ты прощаешься навсегда, разрываешь все связи с сущим. Имеется в виду: увидимся у Бога, до свидания у Бога.

Жан-Кристоф Байи в этой небольшой книге, хотя он является атеистом, большим, чем я, написал: «атеизм не смог оросить свою собственную пустыню». Действительно Байи прав, что это пустыня. Но главное не то, что она пустыня, а что мы ее не орошаем, то есть, у нас нет воды. И Бог в каком-то смысле и есть вода, то есть то, что поит, то, что дает нам силы. И когда мы высказываем имя Бога, оно отсылает тем или иным образом к воде.

Первое, что надо заметить в поисках этого Бога, который нас оросит, это то, что монотеизм, как он сложился в человечестве, это христианство и ислам, иудаизм, это и нон-теизм буддизма, это даже и Лао Цзы: все это не просто монотеизм, но в тоже время религия без Бога, точнее без одного Бога. Любой монотеистический Бог не является Богом, который присутствует. Он размыт, растворен в каком-то смысле. Монотеизм отменяет религию конкретного бога: Кришны, Зевса и так далее.

Эта монотеистическая культура породила всю нашу цивилизацию и то, что называется глобализацией сегодня, капитализм, о котором здесь не надо забывать, все результат развития монотеизма.

В монотеизме одна из самых главных функций бога – это функция творца. Но это не просто творец, это творец из ничего, ex nihilo. Что означает ex nihilo? Не в том смысле, что Бог берет ничто и из него делает нечто: у него нет никакой материи, это такое творение, при котором вдруг, из пустоты возникает сущее, все существующее.

Виттгенштейн, хотя и не был особенно религиозным философом, обладал чувством сакрального, и в своей лекции по этике однажды сказал: «творение мира заключается просто в том, что мир существует». Здесь Виттгенштейн имеет в виду, что творение мира заключается в пустоте, из которой он возникает. Простое существование мира, сам факт существования – это и есть его граница с ничто. Никакой причины нет, но мир просто существует.

И надо сказать, что эта идея творца, несмотря на все различия конфессий, это всегда одна и та же идея. Бог настолько всемогущее существо, что он как-то умеет заставить существование возникнуть из ничего. Это форма всемогущей власти (во французском языке, как и в английском, могущество и власть – одно слово – АМ). И она заключается не в том, чтобы, например, создать что-то удивительное, какой-нибудь космический корабль, который бы вынес нас в другую галактику и так далее. А просто в том факте, что он переходит границу между ничем и чем-либо. Эта власть или могущество, творческая власть — это власть второго порядка, то есть власть власти, которая в каком-то смысле властью сама и не является. Она бесконечно превосходит первую обычную власть. Она проявляется в самом факте, например, того, что возникает зародыш человека в животе у женщины, возможно, скоро не только в животе у женщины, а и в животе у мужчины или какого-нибудь приспособления, но пока в животе у женщины возникает этот зародыш: клетка, несколько клеток. И это и есть момент высшей власти. В каком-то смысле эту власть называли мощью жизни. И не случайно бог в христианстве часто понимается как жизнь, как бог жизни, живой бог.

Не очень понятно, какое все-таки отношение бог имеет к современности, к текущему моменту. У нас правда есть человек – существующее, говорящее существо. И интересен сам факт этого говорения. В каком-то смысле любое говорение посвящено тому, что мы существуем. Оно выражает прежде всего существование. Можно говорить о чем угодно, но всегда главное в твоей речи – сам факт засвидетельствования того, что я существую. Это есть даже у Декарта с его cogito, он в эту же сторону на самом деле нам сигнализирует. Речь идет именно о говорении. Хотя конечно есть вопрос о смысле, это следующий вопрос этой речи. И когда мы говорим смысл, там уже начинается, конечно, разговор о причинности, о действующих, целевых причинах.

Действительно в речи есть глагол быть, достаточно загадочный, пустой, как у Тракля: «нужно, чтобы вещь была», — говорит Тракль. И, действительно, наша речь вокруг этого и вертится. Если мы возьмем имя, – например Артем – оно не выражает ничего, кроме того, что оно существует, и существует тот, кто так называется. Имя не говорит ничего о качествах этого человека, мы ничего не узнаем нового. Но сам факт существования имя отмечает.

А.М.: А если это имя вымышленное, оно существует?

Ж.Н.: Существует автор, существует момент творчества со стороны этого автора. И возможно, что чтение литературного произведения заключается в выяснении характера той личности, Раскольникова или Дон Кихота, которая была создана автором Достоевским или Сервантесом, то есть момент творения здесь является ключевым. В принципе, подобная история возникает и с Богом, потому что Бог – это тоже персонаж книг, мы узнаем из книг о тех или иных его свершениях, а книги пишут люди. Здесь встает вопрос о творчестве. Но вот, например, ислам здесь интересен, потому что в исламе сейчас доминирует интерпретация Корана как чего-то несотворенного. Коран никто не писал, он спустился с неба. Это обсуждается внутри ислама, есть разные версии по этому поводу, но это доминирующая позиция. Можно сказать, что Бог – это результат желания каким-то образом поименовать бытие, поименовать факт существования. И не случайно с именем Бога всегда возникают сложности. В иудаизме это, как известно, тетраграмматон, его нельзя произносить, в исламе – сто имен Бога и одно из них неизвестно, при том, что те имена, которые известны, это не совсем имена, а скорее качества, категории Бога.

В европейской традиции, русский язык тут выпадает, название Бога в основном происходит от слова «день». В древнегреческом языке этот корень и в имени Зевса и имени Диониса существует. И день здесь надо понимать как границу с ночью, а ночь – время пустоты, время, когда ничего нет и, когда начинается день, то что-то появляется. И в этом смысле мы опять приходим к тому, что когда что-то есть, то есть Бог. Можно здесь вспомнить опыт просыпания. Когда мы просыпаемся, особенно после тяжелого сна, мы часто не знаем, где мы находимся. В первый момент все как бы немножко рассыпается, и только через какой-то время мы понимаем, что где именно, особенно, когда путешествуем. И сегодня я проснулся и постепенно осознал, что я в Санкт-Петербурге. Это как раз момент замечания сущего, точнее бытия сущего.

Имя Бога отличается от имени «Артем», потому что Артем сидит здесь, а Бог опять же не сидит здесь, а вообще его никогда нет. Его как бы нигде нет, но имя его есть. И это имя неименуемого, Бог – это имя неименуемого. Как такое возможно? Это вообще проблема, в том числе лингвистическая.

Атеизм на самом деле вырос из монотеизма, особенно из христианства. Тезис атеизма сводится к тому, что Бог не является ничьим именем. Слово Бог не является ничьим именем.

В этот атеистический период все-таки встает вопрос, что делать с этим именем Бога, пусть оно и ничего не означает? В частности, я скажу несколько слов о Хайдеггере. Мы сейчас не будем говорить о больших политических ошибках Хайдеггера: если вы хотите меня спросить, я написал недавно об этом текст, про черные тетради, но сейчас мы не об этом. Как известно, Хайдеггер — известный немецкий философ, и у него есть формула «последний Бог», встречается она в книге «Beiträge zur Philosophie». У этого последнего Бога нет имени, ничего конкретно про него не говорится, кроме того, что он последний и тем самым завершает череду всех богов. И его бытие с точки зрения Хайдеггера заключается в том, что он выражает немецким словом Winken, намек, сигнал.

Что такое Winken по-немецки? Это слово часто употребляется в отношении маленьких детей, совсем маленьких детей, которые еще не могут говорить, но, скажем, если приходит бабушка, то они могут поприветствовать ручкой, ножкой эту бабушку и родители их к этому призывают. У ребенка этот знак делается и при прощании. Бабушка уходит и это надо как-то просигнализировать. Кроме того, это может быть слабый знак, например, подмигивание девушке. Суверен тоже может сделать совсем небольшой знак, и уже его помощник казнит одного из присутствующих. Вот такого рода знак — Winken.

У Хайдеггера winken относится к понятию Ereignis. Вообще это слово означает событие. Но у Хайдеггера в этом слове особый терминологический смысл, его можно перевести как обособляющее событие или даже особытие (АМ). Имеется в виду, что в этом событии нечто сущее приобретает особый специфический характер.

Таким образом, Бог он относится к своему существованию. (Здесь французское слово propre, которое не так легко перевести на русский, Бибихин переводил его как «своё», Eigen тоже как «своё». Здесь смысл истинного и собственного соединен во французском слове и в немецком, — А.М.). Что такое это свое существование? То, что проявляется то ли при рождении, то ли при смерти, то ли где-то в промежутке, то, что происходит постоянно, но при этом ни в одном конкретном моменте. Это событие обособления. В каком-то смысле ereignis – это событие присвоения сущим существования самого себя.

Бывает, что у нас возникает это чувство существования. Действительно, мы знаем, о чем идет речь, например, когда мы влюбляемся (по-французски, это падать в любовь, буквально tomber amoureux, — А. М.) или когда оказываемся в страшной опасности, это моменты, когда мы действительно вдруг осознаем эту специфику собственного существования. И, соответственно, есть моменты созерцания произведений искусства, или какого-нибудь пейзажа, моменты, которые нас захватывают, и эти моменты захваченности, захвата, они отличаются от повседневных моментов завтрака, обеда, ужина, чистки зубов и так далее.

А.М.: Жан-Люк далее рассказал историю, как он сегодня утром познакомился с маленькой девочкой, эта встреча была открытием двух существ на встречу друг другу. Событие подобного захвата – вроде бы микрособытие, но такие события оставляют след в течение всей жизни, как пример встречи с существованием.

Ж.Н.: Хайдеггер подчеркивает в «Beiträge», что Ereignis – это не только апроприация, не только обособление, но это еще и Enteignis, то есть экспроприация, разобособление одновременно. И еще добавляет третье родственное слово Zueignis, то есть посвящение кому-то. Тут разные переводы возможны, Деррида предлагает экс-аппроприация. Но, так или иначе, здесь есть какое-то двойное движение.

Получается, что то, на что должен намекать тот последний Бог – это тройное событие, то есть выявление своего и в тоже время понимание, что это свое на самом деле тебя экспроприирует, вырывает из того, что изначально было своим. И таким образом, тем самым передает, вручает другому, предлагает другому. Здесь идет момент посвящения. Сущее, чтобы быть своим, должно выйти за собственные рамки, в этом здесь парадокс. И оно выходит навстречу другому. Другой может быть человеком, может быть животным, чем угодно.

Таким образом, тот последний Бог, о котором говорит Хайдеггер, на самом деле это просто имя Бога. Все, что остается после смерти Бога, тысячелетнего простаивания тела Будды в пещере, это имя «Бог», которое непонятно, что значит. Что значит необходимость этого разобособляющего обособления, императива обособления и выхода за пределы своего одновременно.

Эта констатация Хайдеггера не беспрецедентна, в той или иной степени, мы сталкиваемся с этим парадоксом Бога во всей традиции, несмотря на всю тяжесть официальной теологии, всегда есть ручеек мистики, мистической традиции, которая говорит о Боге что-то подобное, что это последний Бог. Можно процитировать Мейстера Экхарта, который говорит, что мы просим Бога, чтобы он нас освободил от Бога, освободил во всех смыслах: простил нам долги, чтобы он отпустил нас. Это двойное движение присутствует во всей мистической традиции и в исламе, и в христианстве, и в католицизме и в православии.

Жан-Люк Марион. Невидимость святого

1

Святой. Кто он? Никто его никогда не видел. Святой остается невидимым не вследствие случайности, а по праву и закону.

Можно ли разглядеть святого в человеке, если нами не признается святой как таковой? Можем ли мы назвать человека, которого видим и чьи достоинства знаем, святым? Как можно обосновать святость и на каком именно определении она покоится? Когда мы называем кого-то святым, нужно не только знать, что на самом деле означает слово «святость», но непосредственно ее испытать и, наконец, быть способным на законных основаниях присвоить это качество другому. Иными словами, нужно иметь доступ к понятию святости, нужно иметь опыт святости, и возможность ощупать глубину другого на этот предмет. Можно ли утверждать, что эти условия подойдут так же, например, для понятия «героизм» или «умственная одаренность»? Для того, чтобы назвать кого-то доблестным или гениальным, нужно точно также сначала знать, что охватывает каждое из этих понятий, испытать их на себе и знать, как судить других в этом отношении. Никто не сомневается в том, что герой войны, закаленный в боях, знает, о чем он говорит; он также способен решить заслуживает ли другой той же степени отличия. Точно также, никто не спорит, что настоящие ученые и великие исследователи, погруженные в себя, знают, что из себя представляет наука; они способны распознать ум другого сравнительным образом.

Тем не менее, очевидно, что в отличие от понятий героизма и умственной одаренности, эти три условия будут непригодны для святости. Вот три причины этому. Во-первых, никто не может претендовать на истинное определение понятия святости, не подвергаясь риску самого простого идолопоклонничества. Действительно, когда группа или фракция объявляет кого-то святым, их определение ограничено тем, что эта группа или фракция, а также их сочувствующие последователи, понимает под святостью, то есть их особые фантазии совершенства. Что касается самого святого, идола театра, то можно вспомнить, что через Тартюфа нам передал Мольер: «Он свят только в ваших фантазиях». Даже самые высокие добродетели, которые люди возносят до неоспоримой, по их мнению, святости, обесцениваются до уровня фантазий, которые зачастую оказываются чудовищными. А непререкаемые образцы высшей духовности часто рискуют быть обесцененными, когда они невольно становятся причастными к поклонению вымышленной и идеологизированной святости.

На деле каждое идолопоклонство приводит к самопоклонению, эта боготворенная святость неминуемо предполагает то, что те, кто заявляют о ней, знают, чем она действительно является; эти люди утверждают, что познали ее практически (опытно) и воплощают ее собой. Очевидно, нет нужды доказывать то, что мы и так прекрасно знаем: никто не может заявить о себе «я святой» без малейшего лукавства. Посредством перформативного противоречия, которое интуитивно неоспоримо, тот, кто претендует на святость, опровергает ее в себе. Почему святость не может претендовать на себя? Не только потому, что никто не хочет попадать в опасную ловушку гордыни, удовольствия и самоутверждения, но главным образом потому, что святость не знает себя самой (по причинам, которые определим чуть позже). В любом случае, мы знаем, что не существует самопровозглашенного святого. Напротив, самопровозглашение (посредством последователей или сообщества, которое святой организовал или допустил) является наивернейшим показателем фальсификации святого. Лжепророк, как фальшивый святой, всегда заметно выделяется тем, что никогда не может поставить это утверждение под сомнение.

И, наконец, последнее условие, которое остается трудновыполнимым, если вообще возможным. Скорее всего, это условие останется такой же непреодолимой трудностью для святости, как и для других понятий (героизма или умственной одаренности): никто не может определить достоинство другого, не зная о том, что это за достоинство, и кто этот другой; все равно эти вещи остаются недоступными для других я. Святость вообще недоступна; существует не только проблема обретения доступа к ней, но также проблема оценивания чужой одаренности или любой другой способности, которая воздействует на универсальные и конкретные объекты. Между тем, на кону есть воля другого, его предельная индивидуальность и незаменимая самость. Если я уже потерпел крах в постижении моего близкого — недосягаемого альтер эго — что он думает, хочет, желает, кем может быть и чего реально заслуживает, то как мне следует определить его святость (конечно, допуская то, что я сам знаю, что это понятие означает)? Парадокс интерсубъективности, по крайней мере, интерсубъективности понятой согласно интенциональности, применим, главным образом, к определению святости другого.

Уже в связи с этими тремя причинами можно отбросить всякие попытки детерминировать святость. В отличие от других характеристик, никто не может, строго говоря, приписать святость кому бы то ни было. Проблема святости остается для нас неразрешимой; следовательно, святой остается для нас формально невидим. Рассмотрение вопроса о святости святого, как это ни парадоксально, уместно было бы начать с его невидимости.

2

Что касается святости, парадокс ее невидимости изначально появляется по формальным причинам. Опираясь на принципы общей феноменальности, эта невидимость существует таким же образом и с другими феноменами, которые точно также невидимы.

Отправной точкой для описания невидимости святого может послужить хорошо известное и распространенное мнение свидетелей, вернувшихся из лагерей смерти. Все они подчеркивают предельность своих показаний, что сразу их дискредитирует; они утверждают (в данном случае формально), что те, кто вернулся после заключения, будучи близкими к смерти, могли давать показания о массовом уничтожении. Но ведь если они вернулись с места истребления людей, то это произошло потому, что они не остались — не погибли — там. Эти люди не стали полноценной частью лагерей, не прошли весь путь до конца — конкретно весь путь к смерти и уничтожению. Они считают своим долгом засвидетельствовать истребление, донести точные свидетельства тех условий, когда они сами не были стерты с лица земли во время массового уничтожения. По факту они и не могут давать показания, потому что они не полностью испытали то, о чем свидетельствуют. Характер их показаний дает представление о том, что свидетели не до конца понимают, о чем так решительно говорят. Звучит зловеще, когда дело касается прямых свидетельств, но не может свидетельствовать тот, кто «не стал ничем» (not being nothing), ведь это противоречит самим свидетельствам.

Таким образом, свидетель остается неизбежно отдаленным, это частично бракованный свидетель (не в смысле подлога показаний, а по причине своей несостоятельности). Свидетель во плоти указывает на то, что он не пережил небытие (non-reality) в полном смысле слова: смерть и уничтожение от первого лица. И этого противоречия невозможно избежать, ведь если свидетель действительно знаком с уничтожением, он бы уже прекратил свое существование и вследствие чего, не смог бы уже давать показания.

Этот первый парадокс, связанный со свидетельствами об истреблении, не зацикливается на себе, а ведет нас дальше. На самом деле уничтожение ускользает от свидетельств и феноменальной видимости, как раз потому, что оно вносит смерть в игру. Смерть — такое понятие, которое по существу никто не может засвидетельствовать, смерть — это то, что никто не может видеть, никто не может сказать, что испытал ее. Для того, чтобы свидетельствование о смерти стало возможным, необходимо удовлетворить два противоречащих друг другу условия: быть мертвым, то есть испытать смерть, прожить ее, и, напротив, воскреснуть и рассказать о ней. Только мертвый, вернувшийся со смерти, может говорить о ней. Из этого следует логическая бесполезность так называемых предельных переживаний неминуемой смерти. Не потому, что эти показания иллюзорные и должны быть оспорены, но потому, что они не касаются самой смерти, до тех пор, пока позволяют их свидетелю вернуться к жизни. Испытать предельное переживание смерти, пройти весь путь до предела в буквальном смысле, вовсе не означает испытать это, а лишь указывает на то, что ты ничего о ней толком не узнал, поскольку смог оттуда вернуться. Возвращается только тот, кто не познал смерти.

Мы те, кто не дошли до ее пределов, но несмотря на это, ошибочно полагаем, что можем говорить о смерти, как говорим обо всем другом. На самом деле мы ничего не можем сказать по этому поводу. В лучшем случае мы можем себе это представить, и, таким образом, наше мнение, взгляды и наши предполагаемые теории о смерти остаются совершенно произвольными, мы ничего не знаем о ней, опираемся только на свои фантазии. Думаем ли мы о смерти как об ужасе или покое, утешении, как о небытии или потере чувствительности — мы ничего не говорим о ней самой, мы ссылаемся полностью только на наши видения и кошмары. На самом деле мы, таким же образом, можем представить смерть, как освобождение, блаженство или невероятную радость. Тот факт, что эти представления не часто приходят в голову, подтверждает наше отчаяние и нехватку амбиций; они не имеют для нас большей значимости, чем негативные или нейтральные представления.

Говорят, никто не может смотреть на смерть дольше, чем на солнце. На самом деле, мы вообще не можем видеть смерть: ни ее лица или профиль, и тем более спину. Она остается невидимой для нас; вместо того, чтобы смотреть на нее, потенциальный зритель исчезает. Или, скорее, от зрителя требуется все вместе — умереть, испытав смерть, и вернуться из нее, чтобы рассказать правду (если она будет найдена). Это противоречие можно преодолеть только при одном условии: если воскреснувший даст показания. Только тот, кто в полной мере испытает смерть, будет способен что-то сказать об этом. Следовательно, только Христос, который воскрес, был в состоянии засвидетельствовать смерть.

3

Логическая цепочка этих аналогий ведет к Христу. Или это больше, чем аналогия? Прежде чем ответить на этот вопрос, если это вообще возможно, важно рассмотреть проблему смерти. Тот факт, что никто не может испытать ее и в то же время рассказать о ней, порождает парадокс святости. Действительно, в истории религиозных учений, святость, как правило, определяется рукоположением, которое различает то, что принадлежит божественной природе и то, что остается в миру, то, что пребывает в храмах, а что остается за его пределами, т. е. профанное. Короче говоря, рукоположение устанавливает границу, которую никто не может нарушить без последствий и кропотливой, трудной практики очищения. Тем не менее в библейском откровении святость не ограничена отличительными сторонами опыта, а характеризует совершенно особую и неотъемлемую уникальность Бога.

Бог воздает себе хвалу. И воззвал один [серафим] к другому: «Свят, свят, свят, Господь Савоаф; вся земля полна славы его» (Ис. 6:3). Также: «Они [живые существа] никогда не перестают петь, «свят, свят, свят, Господь Вседержитель», кто был, есть и грядет» (Иоан. 4:8). Бог отличен от мира и других богов, поскольку он является «величественным в святости, страшным в славных делах» (Исх. 15:11). Следовательно, он обнаруживает себя в виду того, что никто — никто, кроме него — не может войти в близость его святости, которая отделяет его от других, как Совершенно Иное. «И воззвал к нему Бог из среды куста, «Моисей, Моисей!». И он сказал: «Вот я». И сказал Бог: Не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля». И сказал он: «Я, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака, и Бог Иакова». И Моисей закрыл лицо свое, потому что боялся воззреть на Бога» (Исх. 3:4-6). Божья инаковость оказывается точно такой же, как инаковость святости, которая проявляется только тогда, когда она невидима. Или, точнее сказать, так как она проявляется только будучи невидимой, она не может быть объектом для интенционального взгляда, Моисей сказал: «прошу тебя, покажи мне славу твою. И сказал он, «Я проведу перед тобой всю славу мою. Стань на этой скале, когда же будет проходить слава моя, я поставлю тебя в расселине скалы, и покрою тебя моей рукой, пока не пройду; когда сниму руку свою, ты увидишь меня сзади, а лицо мое не будет видимо» (Исх. 33:18-19, 21-23). Точнее говоря, «вы не можете видеть моего лица; человек не может увидеть меня и остаться в живых» (Исх. 33:20). Божья слава и она же божья святость, проявляется как таковая и вследствие этому проявляет себя, как нечто невидимое. Святость выделяет феноменальность Божьего царства — невидимую видимость. Без всякого сомнения, избрание людей, как людей Божьих, требует от них самих проникновения в Божью святость, как «святого народа» (Исх. 19:6). «Будьте святы, ибо я Господь, Бог твой, свят» (Исх. 19:1). Но настоящая история завета развертывается, как усиливающееся противоречие между проявлениями Божьей невидимой святости и людского бессилия стать святыми. Закон святости делает грех очевидным, показывая через контр-доказательство людскую несвятость и профанацию. Таким образом, «через закон приходит знание о грехе» (Рим. 3:20). Поэтому было необходимо для Божьей святости, которая оставалась невидимой среди людей, и даже (конечно, прежде всего) среди «святого народа», чтобы абсолютно новый человек заявил о ней. «Ибо закон дан через Моисея; благодать же и истина прошли через Иисуса Христа. Никто никогда не видел Бога; единородный Бог, сущий в лоне отца, он явил его» (Иоан 1:17-18). Христос несет Божью святость через весь путь, олицетворяя людей, предполагаемых святых. Божья святость явлена миру только в мире Христа, который сказал, представ перед Авраамом и Моисеем: «Кто видел меня, тот видел и отца моего» (Иоан 14:9). Но это воплощение святости прежде всего во плоти Слова, в буквальном смысле, касается одной фундаментальной черты — невидимости с точки зрения мира; невидимость, как объект, доступный интенциональности. Так называемый мессианский секрет заключается не в добровольном сокрытии, которое бы удержало возможность видимости, предназначенной для избранных и недоступной для масс. Святость не может проявить себя тому, кто еще не свят; ее проявление может быть осуществлено при условии, что глаза смогут вынести это: «Еще многое имею сказать вам, но мы теперь не можете вынести» (Иоан. 16:12). Невозможность для всех людей — не только для масс, солдат, римских лидеров, священников и писцов, но особенно самих последователей — вынести видимое усиливается, основываясь на условии проявления святости (все более радикальной и потому поражающей), при котором и Отец, и Сын взаимно прославляют друг друга в Духе. Это противоречие достигает апогея в молчании Христа и обезображивании Христа во время его Страстей, где максимум святости поглощается максимумом невидимости, смертью. В некотором смысле пасхальная слава сама по себе остается невидимой, с тех пор, как ее триумфальная святость не отражается в мире, она является недействительной. Таким образом, святость может быть представлена верующим только при условии, что они смогут ее «вынести». Ибо «их глаза были удержаны от него» (Лук. 24:16) и ученики не узнали, что это был Иисус» (Иоан. 21:4). В Эммаусе святость может обратиться к наглядности евхаристии, в преломлениии хлеба. Это видимый знак того, что святость, как таковая, является невидимой.

Таким образом, святость — даже святость Христа, святость воскресшего — остается невидимой по определению.

4

Один мыслитель быстрее, чем кто-либо другой, догадался и сформулировал эту странную мысль. Паскаль различал то, что он назвал тремя принципами, распределив их в иерархическом порядке: порядок плоти, который характеризует тело, но также и мощь мира в целом, и, в частности, мощь князя, который регулирует видимость чувств; порядок ума, который касается людей знания, их наук и истин, и в частности, логику ученых и философов, как она появляется в свете разума; и, наконец, принцип сердца, когда деятельностью и святостью человека правит только милосердие сквозь призму Христа, который вмещает в себя всех, кого мы называем святыми. Паскаль утверждает закон, который регламентирует соответствие феноменальностей этих трех принципов. Каждый из них видит принципы, которые подчинены ему самому, но сам он остается невидим по отношению к ним. Иными словами, никакой из принципов не видит появление превосходящего его принципа, в то время как невидимость недосягаемого принципа хорошо видит принципы, над которыми довлеет. «Величие людей ума недостижимо взору богатых, царей, полководцев и других мира сего. Величие Мудрости, которая может быть только в Боге, невидимо ни людям плоти, ни людям ума. Эти три порядка отличаются друг от друга». Следовательно, святые «видимы Богом и ангелами, а не телами и душами любопытных, которые довольствуются Богом». Святые остаются невидимыми для того, кто не свят, точно также как ученые и мыслители остаются невидимыми миру плоти (то, что мы сегодня называем медиа или публичностью, т.е. тот мир, который сейчас охватывает ТВ). Этот закон не подвергается каким-либо исключениям. Иными словами, святость возвращается в мир, в профанацию, в то время как великие умы, ученые и мыслители должны полностью очистить себя от назойливой и разрушительной любознательности тела, чтобы остаться собой.

Святость святого должна оставаться невидимой по отношению к тому, что к святости не относится. Не существует никакой другой актуальной мифологии, которая бы подошла для проклятого поэта (в буквальном смысле проклятый или изгнанный поэт), вечного странника, бедного и униженного (даже если он освящен новым великодушным светом), за исключением той, которая гласит: «наша жизнь сокрыта во Христе с Богом» (Кол. 3:3). Здесь имеется в виду область феноменальности, свойственная святости, которая может явиться только тем, кто пережил ее, кто прошел через нее и не вернулся, то есть исчез с глаз тех, кто этого сделать не смог. Эта феноменальность, безусловно, соответствует христианскому и еврейскому откровениям, как точно описал Иоанн: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими. Мир потому не знает нас, что не познал Его. Возлюбленные! Мы теперь дети божии; но еще не открылось, что будем» (Иоан. 3:1-2).

Все то, что пребывает в мире имеет дело со строгим принципом феноменальности, с тем, что становится видимым в своей невидимости.

Президент Оукс почтил память бывшего сенатора Оррина Г. Хэтча

6 мая 2022 г. — Солт-Лейк-Сити

Пресс-релиз

Президент Первого Президентства Даллин Х. Оукс заявил, что бывший сенатор от штата Юта и временно исполняющий обязанности президента Сената США Оррин Г. Хэтч прожил жизнь, достойную «высочайших почестей».

Выступление церковного лидера прозвучало в пятницу, 6 мая 2022 года, на похоронах 42-летнего сенатора штата Улей. Панихида прошла в институте религии Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, примыкающем к Университету штата Юта.

  • Люк-Похороны_KM_000002. JPEG

  • Люк-Похороны_KM_000010.JPEG

  • Люк-Похороны_KM_000008-(1).JPEG

  • » im_copy=»» im_thumb=»/media/160×160/Hatch-Funeral_KM_000011.JPEG» im_dl_hi=»/download/Hatch-Funeral_KM_000011.JPEG» data-downloadable=»true»>
    Люк-Похороны_KM_000011.JPEG

  • Люк-Похороны_KM_000006.JPEG

  • JPEG» data-downloadable=»true»>
    Люк-Похороны_KM_000012.JPEG

  • Люк-Похороны_KM_000014.JPEG

  • Люк-Похороны_KM_000013.JPEG

  • » im_copy=»» im_thumb=»/media/160×160/hatch-oaks.jpeg» im_dl_hi=»/download/hatch-oaks.jpeg» data-downloadable=»true»>
    люк-оукс.jpeg

  • Похороны президента Монсона

  • jpg» im_dl_hi=»/download/US-Senator-Orrin-Hatch-(links)-mit-Kanzlerin-Angela-Merkel-und-Elder-Dieter-F.-Uchtdorf-im-Bundeskanzleramt-in-Berlin.jpg» data-downloadable=»true»>
    Старейшина Ухтдорф посещает канцлера Германии в Берлине

  • Старейшина Ухтдорф посещает канцлера Германии в Берлине

  • All rights reserved.» im_thumb=»/media/160×160/uchtdorf-hatch-sachsenhausen.jpg» im_dl_hi=»/download/uchtdorf-hatch-sachsenhausen.jpg» data-downloadable=»true»>
    Старейшина Ухтдорф посещает канцлера Германии в Берлине

  • Старейшина Ухтдорф посещает канцлера Германии в Берлине

  • » im_copy=»2018 by Intellectual Reserve, Inc. All rights reserved.» im_thumb=»/media/160×160/E.-Uchtdorf_Sachsenhausen_IMG_2846.jpg» im_dl_hi=»/download/E.-Uchtdorf_Sachsenhausen_IMG_2846.jpg» data-downloadable=»true»>
    Старейшина Ухтдорф посещает канцлера Германии в Берлине

  • Старейшина Ухтдорф посещает канцлера Германии в Берлине

  • » im_thumb=»/media/160×160/SuicideTF035-2018.JPG» im_dl_hi=»/download/SuicideTF035-2018.JPG» data-downloadable=»true»>
    Целевая группа по самоубийствам

  • Сенатская молитва старейшины Кристоферсона

  • » im_thumb=»/media/160×160/20171204_152820_Nilsson_LES_6607-(1).jpg» im_dl_hi=»/download/20171204_152820_Nilsson_LES_6607-(1).jpg» data-downloadable=»true»>
    Визит Трампа

Храмовая площадь весной всегда прекрасна. Садовники готовят почву для Генеральной конференции. © 2012 Intellectual Reserve, Inc. Все права защищены. 1/2

Скачать фотографии

Президент Оукс сказал, что он и сенатор Хэтч, Святой последних дней, были близкими друзьями на протяжении 50 лет. Впервые они встретились в Университете Бригама Янга (BYU) в 1970-х годах. Президент Оукс возглавлял УБЯ, а Хэтч рассматривал возможность баллотироваться в Сенат США.

«Как Апостол Иисуса Христа я свидетельствую об истинности обещанного всеобщего воскресения из смерти. Для всех нас воскресение в совершенном воплощенном состоянии реально и неизбежно. Какая значительная уверенность! Какая славная реальность!» —Президент Оукс

«Что нас сблизило, так это то, что наши семьи были первопроходцами в одном и том же незаселенном районе штата Юта, — сказал президент Оукс. «Семьи Хэтч и Оукс прибыли на территорию нынешнего Вернала в 1879 году, когда поселенцев было так мало, что район, в котором они поселились, сначала был известен как Хэтчтаун. Они были пионерами там на протяжении поколений. Наши отцы оба родились в Вернале с разницей в два года. Оба отца позже уехали жить в другое место».

Теперь, пять десятилетий спустя, «Оррин и я объединились для того, что я называю выходом Оррина Г. Хэтча из земной жизни с высочайшими почестями», — сказал президент Оукс.

Другими выступавшими на поминальной службе были лидер меньшинства в Сенате США Митч МакКоннелл, бывший сенатор США Гордон Х. Смит, генеральный директор Zions Bank Скотт Андерсон и двое детей сенатора Хэтча. Внуки сенатора Хэтча спели гимн, который он написал в 1998 году, под названием «Нет пустых стульев». Вступительную и заключительную молитвы вознесли преподобный Франс Дэвис из баптистской церкви на Голгофе и Ричард Э. Мариотт.

Также присутствовал контингент из более чем дюжины действующих и бывших сенаторов и представителей Соединенных Штатов, а также трех членов Кворума Двенадцати Апостолов — президента М. Рассела Балларда, старейшины Квентина Л. Кука и старейшины Д. Тодда Кристоферсона. .

Первый советник в Первом Президентстве, зачитав заявление Первого Президентства от 23 апреля, сказал, что «неустанные усилия сенатора Хэтча от имени его страны принесли пользу бесчисленному количеству жизней, и его сила в продвижении свободы вероисповедания станет благословением для всех верующих за грядущие поколения». И, цитируя газетную статью, президент Оукс сказал: «Величайшее наследие Хэтча не в том, что он 42 года проработал в Сенате США. Дело в том, что он был эффективным законодателем. … Можно с уверенностью сказать, что Юта и Соединенные Штаты никогда раньше не видели такого лидера, как Оррин Хэтч, и вряд ли снова увидят такого, как он».

Президент Оукс также говорил о реальности воскресения и вечной природе жизни.

«Для сенатора Хэтча и всех Святых последних дней, понимающих план Бога, смерть — всего лишь неизбежный шаг в переходе из одного места в другое в чудесном бесконечном путешествии, предписанном Богом, нашим Вечным Отцом, и ставшим возможным благодаря Искуплению наш Спаситель и Искупитель, Иисус Христос», – сказал президент Оукс. «Как Апостол Иисуса Христа я свидетельствую об истине обещанного всеобщего воскресения из смерти. Для всех нас воскресение в совершенном воплощенном состоянии реально и неизбежно. Какая значительная уверенность! Какая славная реальность!»

Президент Оукс завершил свое выступление, зачитав письмо Первого Президентства жене сенатора Хэтча, Элейн.

«Хотя ничто не заменит любви и преданности любимого мужа, отца и деда, — говорится в письме, — мы молимся, чтобы вы получили утешение и мир в обещании Спасителя: «Мир оставляю тебе, мой мир даю вам: не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (Иоанна 14:27)».

Предыдущая статья

 Послание Пророка к Национальному дню молитвы в США

Следующая статья

15 мая Всемирный религиозный опыт вокруг Храмовой площади

Руководство по стилю Примечание: При сообщении о Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, пожалуйста, используйте полное название Церкви в первом упоминании. Для получения дополнительной информации об использовании названия церкви перейдите к нашему онлайн-руководству по стилю.

Апостолы, члены семьи и коллеги-законодатели отдают дань уважения покойному сенатору Оррину Г. Хэтчу

Сенатору США Оррину Г. Хэтчу — набожному Святому последних дней из числа пионеров, государственному деятелю, семьянину и государственному служащему — был увековечен в пятницу, 6 мая, как неутомимый друг и законодатель, прославившийся тем, что преодолел разногласия, чтобы сделать свою страну лучше.

Родственники, друзья, коллеги-политики и сотни других людей собрались на похороны покойного сенатора в Институте религии Солт-Лейк-Сити, расположенном рядом с кампусом Университета Юты.

Пожизненный член, Хэтч 42 года проработал в Сенате США, возглавляя некоторые из самых влиятельных комитетов этой палаты. Он также был поборником свободы вероисповедания, что, пожалуй, лучше всего отразилось в его поддержке Закона о восстановлении свободы вероисповедания.

Он умер 23 апреля 2022 года в возрасте 88 лет.

Среди выступавших на похоронах в пятницу был коллега-поверенный Хэтча и давний друг, президент Даллин Х. Оукс, первый советник в Первом Президентстве, вместе с лидером республиканцев в Сенате Митчем. МакКоннелл.

Другими церковными руководителями, присутствовавшими на пятничном служении, были президент М. Рассел Баллард, исполняющий обязанности президента Кворума Двенадцати Апостолов, а также старейшина Квентин Л. Кук и старейшина Д. Тодд Кристоферсон, оба из Кворума Двенадцати Апостолов.

Президент Оукс встретился с человеком, который в 1970-х годах стал сенатором штата Юта в Университете имени Бригама Янга дольше всех. Оба мужчины были молодыми юристами, продолжавшими свою профессиональную деятельность в штате Юта. В то время Хэтч рассматривал возможность баллотироваться в Сенат США — как раз тогда, когда президент Оукс начинал свою службу в спонсируемом Церковью университете.

«Нас сблизило то, что наши семьи были первопроходцами в одном и том же незаселенном районе штата Юта, — сказал президент Оукс. «Семьи Хэтч и Оукс прибыли на территорию нынешнего Вернала в 1879 году, когда поселенцев было так мало, что район, в котором они поселились, сначала был известен как Хэтчтаун. Они были там пионерами на протяжении поколений».

То, что случилось с Оррином Хэтчем за последние полвека, хорошо известно, отметил президент Оукс. Два друга оставались в частых контактах, работая над вопросами, представляющими общий и общественный интерес.

«Теперь, родившись с разницей в два года и прослеживая нашу родословную в одном маленьком городке в Юте, мы с Оррином собрались вместе для того, что я называю окончанием земной жизни Оррина Г. Хэтча — с высочайшими почестями», — сказал он.

Церковный руководитель сослался на дань уважения покойному сенатору со стороны Первого Президентства: «[Его] неустанные усилия на благо своей страны принесли пользу бесчисленному количеству жизней, и его сила в продвижении свободы вероисповедания станет благословением для всех верующих для грядущих поколений. ».

Президент Даллин Х. Оукс, первый советник в Первом Президентстве Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, выступает на похоронах бывшего сенатора США Оррина Хэтча в церковном Институте религии рядом с Университетом штата Юта в Солт-Лейк-Сити Город, пятница, 6 мая 2022 г.

Авторы и права: Кристин Мерфи, Deseret News

Президент Оукс также свидетельствовал о воскресении и благословениях, ожидающих Божьих детей, если они будут соблюдать Его заповеди.

«Для сенатора Хэтча и всех Святых последних дней, понимающих план Бога, смерть — не что иное, как неизбежный шаг в переходе из одного места в другое в чудесном бесконечном путешествии, предписанном Богом, нашим Вечным Отцом, и ставшим возможным благодаря Искупление нашего Спасителя и Искупителя, Иисуса Христа», — сказал он.

Воскресение из мертвых через Христа, добавил президент Оукс, реально и несомненно. «Какая убедительная уверенность. Какая славная реальность».

В заключение своего выступления президент Оукс зачитал письмо Первого Президентства жене Хэтча, Элейн Хэтч.

«Мы выражаем вам наши соболезнования в связи с кончиной вашего любимого мужа и нашего друга, сенатора Оррина Г. Хэтча», — говорилось в письме. «В то же время мы радуемся вместе с вами его значительным жизненным достижениям.

«Сен. Хэтч был хорошо известен в Соединенных Штатах как сенатор от Юты дольше всех в истории Сената. На протяжении семи своих сроков он преданно и смиренно служил своим согражданам. Его глубокая признательность за нашу страну была продемонстрирована его службой

«Мы признаем его замечательную приверженность защите религиозной свободы и единства. Мы ценим служение брата Хэтча в Церкви в различных призваниях, которые он получил и возвеличил.

«Он был человеком с выдающимся характером, прославившим свою семью. Мы молимся о том, чтобы вам были дарованы покой и утешение в это непростое время».

Дань уважения коллегам-ветеранам Сената

МакКоннелл почтил Хэтча как «государственного деятеля и дорогого друга». Он поблагодарил Элейн Хэтч и ее семью «за то, что все эти годы они одалживали Оррина Сенату».

Брент Хэтч, сын бывшего сенатора США Оррина Хэтча, вытирает слезы во время похорон своего отца в Институте религии Церкви Иисуса Христа Святых последних дней рядом с Университетом Юты в Солт-Лейк-Сити, пятница, 6 мая. 2022.

Авторы и права: Кристин Мерфи, Deseret News

МакКоннелл отметил скромное воспитание своего друга в рабочем доме в Пенсильвании. Хэтч никогда не переставал восхищаться благословениями, предлагаемыми его страной и его Богом. Его путь в эшелоны политики США был невероятным.

«Подобно доброму и верному слуге из притчи нашего Господа о талантах, [Оррин] использовал свои дары, чтобы они могли умножаться», — сказал он.

МакКоннелл назвал Хэтча «высшим законодателем», способным отстаивать двухпартийные усилия по подъему уязвимых слоев общества. «Оррин перенес свое законодательство туда же, куда наш Спаситель направил Свое служение: на задворки. На периферию, служа наименьшим [среди нас]».

Старейшина Гордон Х. Смит, бывший сенатор США от штата Орегон и один из Святых последних дней, сказал, что включает своего наставника и друга «в пантеон лучших американских сенаторов Америки. … Я уверен, что хроники американской истории зафиксируют, что Оррин Г. Хэтч был одним из величайших ее законодателей».

Старейшина Смит, ныне член Района Семидесяти, также высоко оценил энтузиазм своего друга в деле обмена Евангелием с другими, а также уважение и защиту различных религиозных традиций и верований других.

«У Оррина было экуменическое сердце, — сказал он.

Хэтч часто проявлял сострадание к другим, делясь рукописными письмами, оригинальными песнями или, может быть, просто плечом, на которое можно опереться.

«Оррин не был совершенным человеком — просто необычайно хорошим», — сказал старейшина Смит.

Ценные уроки переданы семье, друзьям

Двое детей Хэтча — сын Брент Оррин Хэтч и дочь Марсия Хэтч Уэттон — также выступили на похоронах своего отца в пятницу.

Хэтч Уэттон назвала своего отца «больше, чем жизнь… и другом очень многих».

Марсия Хэтч Уэттон, дочь бывшего сенатора США Оррина Хэтча, выступает на похоронах своего отца в Институте религии Церкви Иисуса Христа Святых последних дней рядом с Университетом штата Юта в Солт-Лейк-Сити, пятница, 6 мая 2022 г.

Авторы и права: Кристин Мерфи, Deseret News

Оррин Хэтч, добавила она, в первую очередь семейный человек. Его наследием будет его любовь и преданность жене, детям и внукам.

Он также был преданным болельщиком всех спортивных команд штата Юта, особенно УБЯ. Его скромные гастрономические предпочтения включали сочетание хот-дога и газировки Costco (цена: 1,50 доллара) и поездку в Chuck-A-Rama, сеть ресторанов со шведским столом в Юте.

Хэтч также любил священные писания и дорожил своим свидетельством о Господе. Всякий раз, когда близкие покидали семью Хэтч, патриарх семьи прощался с ними, давая простой совет: живите по Евангелию.

Брент Хэтч рассказал о горе, которое испытал его отец, когда его старший брат Джесси Хэтч погиб в бою во время Второй мировой войны.

Leave a Comment